Неточные совпадения
― Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими белыми волосами
пальцами, и склонив на бок
голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
Невыносимо нагло и вызывающе подействовал на Алексея Александровича вид отлично сделанного художником черного кружева на
голове, черных волос и белой прекрасной руки с безыменным
пальцем, покрытым перстнями.
Алексей Александрович потрещал
пальцами и опустил
голову.
Степан Аркадьич не мог говорить, так как цирюльник занят был верхнею губой, и поднял один
палец. Матвей в зеркало кивнул
головой.
И Лизавета Петровна подняла к Левину на одной руке (другая только
пальцами подпирала качающийся затылок) это странное, качающееся и прячущее свою
голову за края пеленки красное существо. Но были тоже нос, косившие глаза и чмокающие губы.
Никто не думал, глядя на его белые с напухшими жилами руки, так нежно длинными
пальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, и на его с выражением усталости на бок склоненную
голову, что сейчас из его уст выльются такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая друг друга, и председателя требовать соблюдения порядка.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал
пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок
голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
— Ну, bonne chance, [желаю вам удачи,] — прибавила она, подавая Вронскому
палец, свободный от держания веера, и движением плеч опуская поднявшийся лиф платья, с тем чтобы, как следует, быть вполне
голою, когда выйдет вперед, к рампе, на свет газа и на все глаза.
— Пожалуте-с, пожалуте-с! — говорил у суконной лавки, учтиво рисуясь, с открытою
головою, немецкий сюртук московского шитья, с шляпой в руке на отлете, только чуть державший двумя
пальцами бритый круглый подбородок и выраженье тонкости просвещенья в лице.
— А я, ей-богу, думал, что это сам воевода. Ай, ай, ай!.. — при этом жид покрутил
головою и расставил
пальцы. — Ай, какой важный вид! Ей-богу, полковник, совсем полковник! Вот еще бы только на
палец прибавить, то и полковник! Нужно бы пана посадить на жеребца, такого скорого, как муха, да и пусть муштрует полки!
Вся дрожа, сдернула она его с
пальца; держа в пригоршне, как воду, рассмотрела его она — всею душою, всем сердцем, всем ликованием и ясным суеверием юности, затем, спрятав за лиф, Ассоль уткнула лицо в ладони, из-под которых неудержимо рвалась улыбка, и, опустив
голову, медленно пошла обратной дорогой.
Выговорив самое главное, девушка повернула
голову, робко посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив
пальцы рук между колен, на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял
голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
В отчаянном желании Грэя он видел лишь эксцентрическую прихоть и заранее торжествовал, представляя, как месяца через два Грэй скажет ему, избегая смотреть в глаза: «Капитан Гоп, я ободрал локти, ползая по снастям; у меня болят бока и спина,
пальцы не разгибаются,
голова трещит, а ноги трясутся.
Ее разбудила муха, бродившая по
голой ступне. Беспокойно повертев ножкой, Ассоль проснулась; сидя, закалывала она растрепанные волосы, поэтому кольцо Грэя напомнило о себе, но считая его не более как стебельком, застрявшим меж
пальцев, она распрямила их; так как помеха не исчезла, она нетерпеливо поднесла руку к глазам и выпрямилась, мгновенно вскочив с силой брызнувшего фонтана.
Старики Базаровы тем больше обрадовались внезапному приезду сына, чем меньше они его ожидали. Арина Власьевна до того переполошилась и взбегалась по дому, что Василий Иванович сравнил ее с «куропатицей»: куцый хвостик ее коротенькой кофточки действительно придавал ей нечто птичье. А сам он только мычал да покусывал сбоку янтарчик своего чубука да, прихватив шею
пальцами, вертел
головою, точно пробовал, хорошо ли она у него привинчена, и вдруг разевал широкий рот и хохотал безо всякого шума.
Он потрепал по спине Аркадия и громко назвал его «племянничком», удостоил Базарова, облеченного в староватый фрак, рассеянного, но снисходительного взгляда вскользь, через щеку, и неясного, но приветливого мычанья, в котором только и можно было разобрать, что «я…» да «ссьма»; подал
палец Ситникову и улыбнулся ему, но уже отвернув
голову; даже самой Кукшиной, явившейся на бал безо всякой кринолины и в грязных перчатках, но с райскою птицею в волосах, даже Кукшиной он сказал: «Enchanté».
И он положил
голову на прежнее место. Старик поднялся, сел на кресло и, взявшись за подбородок, стал кусать себе
пальцы…
Макаров, не вынимая
пальцев из волос, тяжело поднял
голову; лицо его было истаявшее, скулы как будто распухли, белки красные, но взгляд блестел трезво.
Диомидов опустил
голову, сунул за ремень большие
пальцы рук и, похожий на букву «ф», сказал виновато...
Лютов видел, как еще двое людей стали поднимать гроб на плечо Игната, но человек в полушубке оттолкнул их, а перед Игнатом очутилась Алина; обеими руками, сжав кулаки, она ткнула Игната в лицо, он мотнул
головою, покачнулся и медленно опустил гроб на землю. На какой-то момент люди примолкли. Мимо Самгина пробежал Макаров, надевая кастет на
пальцы правой руки.
Макаров, снова встряхнув
головою, посмотрел в разноцветное небо, крепко сжал
пальцы рук в один кулак и ударил себя по колену.
— Счастливые? ты младенец, Костя, — пробормотал Лютов, тряхнув
головою, и стал разводить
пальцем воду по медному подносу. А Макаров говорил, понизив голос и от возбуждения несколько заикаясь, — говорил торопливо...
«Хитрая бестия», — думал он, искоса поглядывая на Варвару, вслушиваясь в задыхающийся голос уставшего проповедника, а тот, ловя
пальцами воздух, встряхивая расколотой
головою, говорил...
А когда подняли ее тяжелое стекло, старый китаец не торопясь освободил из рукава руку, рукав как будто сам, своею силой, взъехал к локтю, тонкие, когтистые
пальцы старческой, железной руки опустились в витрину, сковырнули с белой пластинки мрамора большой кристалл изумруда, гордость павильона, Ли Хунг-чанг поднял камень на уровень своего глаза, перенес его к другому и, чуть заметно кивнув
головой, спрятал руку с камнем в рукав.
— Из-за голубей потерял, — говорил он, облокотясь на стол, запустив
пальцы в растрепанные волосы, отчего
голова стала уродливо огромной, а лицо — меньше. — Хорошая женщина, надо сказать, но, знаете, у нее — эти общественные инстинкты и все такое, а меня это не опьяняет…
— Шш! — зашипел Лютов, передвинув саблю за спину, где она повисла, точно хвост. Он стиснул зубы, на лице его вздулись костяные желваки, пот блестел на виске, и левая нога вздрагивала под кафтаном. За ним стоял полосатый арлекин, детски положив подбородок на плечо Лютова, подняв руку выше
головы, сжимая и разжимая
пальцы.
Клим пораженно провожал глазами одну из телег. На нее был погружен лишний человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента
голые, разномерные руки; одна была коротенькая, торчала деревянно и растопырив
пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись с телеги, она свободно качалась, и кисть ее, на которой не хватало двух
пальцев, была похожа на клешню рака.
— Скажу, что ученики были бы весьма лучше, если б не имели они живых родителей. Говорю так затем, что сироты — покорны, — изрекал он, подняв указательный
палец на уровень синеватого носа. О Климе он сказал, положив сухую руку на
голову его и обращаясь к Вере Петровне...
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно,
головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил
пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Самгин замолчал, отмечая знакомых: почти бежит, толкая людей, Ногайцев, в пиджаке из чесунчи, с лицом, на котором сияют восторг и пот, нерешительно шагает длинный Иеронимов, держа себя
пальцами левой руки за ухо, наклонив
голову, идет Пыльников под руку с высокой дамой в белом и в необыкновенной шляпке, важно выступает Стратонов с толстой палкой в руке, рядом с ним дергается Пуришкевич, лысенький, с бесцветной бородкой, и шагает толсторожий Марков, похожий на празднично одетого бойца с мясной бойни.
В зеркале Самгин видел, что музыку делает в углу маленький черный человечек с взлохмаченной
головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными
пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как чужую птицу, случайно залетевшую на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая
пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать смех, лицо его туго налилось кровью, и рот свой, спрятанный в бороде, он прикрывал салфеткой. Почти
голый череп его блестел так, как будто смех пробивался сквозь кость и кожу.
Засовывая
палец за воротник рубахи, он крутил шеей, освобождая кадык, дергал галстук с крупной в нем жемчужиной, выставлял вперед то одну, то другую ногу, — он хотел говорить и хотел, чтоб его слушали. Но и все тоже хотели говорить, особенно коренастый старичок, искусно зачесавший от правого уха к левому через
голый череп несколько десятков волос.
— Вы — не в духе? — осведомился Туробоев и, небрежно кивнув
головою, ушел, а Самгин, сняв очки, протирая стекла дрожащими
пальцами, все еще видел пред собою его стройную фигуру, тонкое лицо и насмешливо сожалеющий взгляд модного портного на человека, который одет не по моде.
— Замечательно, — быстро ответил Митрофанов. — Замечательно, — повторил он, вскинув
голову и этим поправив шапку. — Стройно, — сказал он, щупая
пальцами пуговицу пальто. — Весьма… внушительно!
Мальчики ушли. Лидия осталась, отшвырнула веревки и подняла
голову, прислушиваясь к чему-то. Незадолго пред этим сад был обильно вспрыснут дождем, на освеженной листве весело сверкали в лучах заката разноцветные капли. Лидия заплакала, стирая
пальцем со щек слезинки, губы у нее дрожали, и все лицо болезненно морщилось. Клим видел это, сидя на подоконнике в своей комнате. Он испуганно вздрогнул, когда над
головою его раздался свирепый крик отца Бориса...
Засунув
палец за жесткий воротник, он сморщил лицо и помотал
головою.
Сомова отрицательно покачала
головою. Она обмякла, осела, у нее опустились плечи; согнув шею, перебирая маленькими
пальцами пряди косы, она сказала...
Высокий, лысый старик согнулся над столом, схватил кружку
пальцами обеих рук и, покачивая остробородой
головой направо, налево, невнятно, сердито рычал, точно пес, у которого хотят отнять кость.
— Постарел, больше, чем надо, — говорила она, растягивая слова певуче, лениво; потом, крепко стиснув руку Самгина горячими
пальцами в кольцах и отодвинув его от себя, осмотрев с
головы до ног, сказала: — Ну — все же мужчина в порядке! Сколько лет не видались? Ох, уж лучше не считать!
Комната наполнилась шумом отодвигаемых стульев, в углу вспыхнул огонек спички, осветив кисть руки с длинными
пальцами, испуганной курицей заклохтала какая-то барышня, — Самгину было приятно смятение, вызванное его словами. Когда он не спеша, готовясь рассказать страшное, обошел сад и двор, — из флигеля шумно выбегали ученики Спивак; она, стоя у стола, звенела абажуром, зажигая лампу, за столом сидел старик Радеев, барабаня
пальцами, покачивая
головой.
Клим вдруг испугался ее гнева, он плохо понимал, что она говорит, и хотел только одного: остановить поток ее слов, все более резких и бессвязных. Она уперлась
пальцем в лоб его, заставила поднять
голову и, глядя в глаза, спросила...
Отделился и пошел навстречу Самгину жандарм, блестели его очки; в одной руке он держал какие-то бумаги,
пальцы другой дергали на груди шнур револьвера, а сбоку жандарма и на шаг впереди его шагал Судаков, натягивая обеими руками картуз на лохматую
голову; луна хорошо освещала его сухое, дерзкое лицо и медную пряжку ремня на животе; Самгин слышал его угрюмые слова...
Самгин привстал на
пальцах ног, вытянулся и через
головы людей увидал: прислонясь к стене, стоит высокий солдат с забинтованной
головой, с костылем под мышкой, рядом с ним — толстая сестра милосердия в темных очках на большом белом лице, она молчит, вытирая губы углом косынки.
С телеги, из-под нового брезента, высунулась и просительно нищенски тряслась
голая по плечо рука, окрашенная в синий и красный цвета, на одном из ее
пальцев светилось золотое кольцо.
— Да, — сказал Воинов, качнув
головой, и, сунув
палец за воротник френча, болезненно сморщил лицо.
Было почти приятно смотреть, как Иван Дронов, в кургузенькой визитке и соломенной шляпе, спрятав руки в карманы полосатых брюк, мелкими шагами бегает полчаса вдоль стены, наклонив
голову, глядя под ноги себе, или вдруг, точно наткнувшись на что-то, остановится и щиплет
пальцами светло-рыжие усики.
Приподняв плечи, Митрофанов спрятал, как черепаха,
голову, показал
пальцем за спину свою.
— Возвратите спички, — предложил Самгин, — старик пощупал
пальцами — в кармане ли они? — качнул
головой...
Самгин пошел с ним. Когда они вышли на улицу, мимо ворот шагал, покачиваясь, большой человек с выпученным животом, в рыжем жилете, в оборванных, по колени, брюках, в руках он нес измятую шляпу и, наклоня
голову, расправлял ее дрожащими
пальцами. Остановив его за локоть, Макаров спросил...